[alleen met jou]

В горле копошился какой-то противный зверек. Он делал больно, возможно, это был еж. Глаза мои оставались сухими, даже слишком сухими, а так хотелось расплакаться. Хотелось броситься к ней, зарыться лицом в ее душистые волосы, пахнущие другой, хорошей, замечательной жизнью. Конечно, в тот момент я этого не понимала, я всего лишь осознавала свои желания, а их первопричины пока были для меня загадкой. Только теперь, оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что так оно и было. А зверек в горле все больнее и больнее вцеплялся в меня, дурацкие слезы все никак не шли. А мне, с одной стороны, хотелось, а с другой не хотелось плакать. Потому что я видела, уже тогда, двенадцатилетняя, я понимала, что Андрей хочет меня добить. Он нарочно употреблял обидные слова, вдавался в нелестные подробности произошедшего, и его явно бесило мое молчание. Он требовал от меня оправданий. А мне было так больно, так обидно, что меня обвиняют в том, чего я не делала. С другой стороны, хотелось выпустить из себя эту адскую смесь напряжения, обиды, злости и любви. Одно другому противоречило.

- Так ты хочешь сказать, что это не вы с Тамарой ругаетесь матом, курите на балконе, пьете эту алкогольную дрянь? – он смотрел на меня выжидательно, готовясь к взрыву и своей победе. Но взрыва не последовало. Я смотрела в пол и молчала. Наконец потекли слезы. Без всхлипов, без дерганья спиной, просто потекли и все тут. Они, отрываясь от скул, разбивались о вздувшийся линолеум в зеленую полосочку, который почему-то так хорошо мне запомнился. Рейна встала, взяла с тумбочки салфетки и протянула их мне. Я вытащила одну и вытерла ей лицо. На салфетке остались черные пятна потекшей туши. В двенадцать лет мне казалось, что если краситься – то это надо делать ярко. Очень.

Она села напротив меня, рядом с Андреем, и смотрела на меня глазами, полными немого укора, тоски и обиды. И вот тут я не выдержала. В моем тогда еще маленьком сердце не хватило места переполнявшим меня эмоциям, и они хлынули наружу истерикой. Я закрыла лицо руками, между пальцев капали на пол черные слезы, горло давили такие спазмы, что бедного зверька должно было уже разорвать пополам.

- Ну что? Признаешься? – попытался добить меня Андрей.

- Все. Оставь ее. Уйди, я сама с ней поговорю.

Дверь за моим мучителем захлопнулась, и я тут же бросилась к спасителю. Я обхватила ее за шею, прижалась щекой к ее плечу. Она пахла чем-то таким замечательным, что в прямом смысле сносило крышу. Тогда, конечно, еще не сносило. Сейчас сносит.

Она тоже обняла меня, прижала к себе.

- Ты делала все это, что он говорит? – ее русский опять чуть-чуть ухудшился от волнения. Я помотала головой. Она даже не смотрела на мою белобрысую макушку, уткнувшуюся ей в плечо, она просто почувствовала мое движение. – Ну что коктейль пила Оля, я догадалась, можешь это не рассказывать. И курила, я думаю, тоже Оля.

Я кивнула, и она опять, не отрывая взгляда от неба за окном, это почувствовала.

- Но ты пила, я знаю. Вчера на дискотеке ты очень много веселилась, а потом быстро уснула, прямо на заправленной кровати. Так ты пила? Скажи честно?

- Да – прошептала я чуть слышно. – Я попробовала. Оля говорила, что любой дурак пробовал «Алко», и я ей сказала, что я пробовала. Тога она попросила доказать. Мне пришлось выпить. Только не надо меня в Москву, я не хочу домой. Я правда больше не буду.

- А почему же ты раньше все это не рассказала?

- Я не хотела ему рассказывать. Он только и ждал, чтобы я разрыдалась. Он меня сломать хотел. Не получилось. Это Томку просто сломать, а я не такая.

- А мне тогда почему рассказываешь?

- Потому что я тебя люблю.