Москва, 4.10.07.
Дорогая…
Моя хорошая. Мне так нравится называть тебя так. Хорошая. Такое простое слово, и как все-таки много оно в себе содержит. Моя хорошая. Слоги, как выстрелы. Четыре. Хо-ро-ша-я. Я смертельно люблю тебя, черт возьми.
С какого-то дня, с того самого дня, двадцать пятого июля, с того дня. Проклятого, священного дня. Ты чертовски любишь себя, без зла, без желания что-то кому-то доказать, даже без какой-то негативной амбициозности. Просто ты живешь этим, ты вбираешь в себя эту энергию, влюбляя в себя сотни людей, не прилагая для этого никаких особенных усилий, просто тем, что ты есть. Такая. Не гениальная, не уникальная, святая, наверное. Такая же, как остальные, одинаково разные люди. Ты считаешь этих людей, по-доброму, по-дружески гордясь каждым из них. Точно также ты делала и тогда, когда тебе было двадцать три, на пять лет больше, чем мне сейчас. Не осознавая, насколько она катастрофична, насколько разрушительна эта твоя сила, твоя власть над людьми, ты наслаждалась ей, как любой властью. И однажды тебе встретился ребенок, инфантильный, истеричный, не взрослый и капризный ребенок, эмоционально неустойчивый и мечтающий наконец ухватиться за кого-нибудь, намертво вцепиться, чтобы сделать больно, и никогда не отпускать. Девочка. Несчастно-счастливая, сирота при живых родителях, смертельно одинокая, бывшая такой всегда, потому что ей всегда мало. И произошел сбой. Катарсис. Коллапс. Армагеддон и апокалипсис. Разрыв сознания у меня, восьмилетней, слабой и одинокой худенькой тростиночки.
Ты, не желая этого, мимоходом, случайно задев рукавом кружевного платья краешек серебряного подноса на столе, с раскалывающим маленькую восьмилетнюю вселенную грохотом просто-напросто сломала мне всю жизнь. Ты просто р а з р у ш и л а мою детскую вселенную, мой мирок, такой хлипкий, еле-еле согретый нервным дыханием грызущего ногти и сосущего волосы невротического ребенка.
И ты с милой, доброй гордостью подумала – еще одна девочка. Да, еще одна девочка. Еще одна девочка, которая задерживает дыхание, когда ты проходишь мимо, еще одна девочка, которая смотрит тебе в рот, даже когда ты просто задумываешься, еще одна девочка, которая считывает и запоминает каждое сказанное тобой слово, еще одна девочка, которая продаст за тебя родную мать, еще одна девочка, бесконечно пишущая твое имя в толстых общих тетрадках, еще одна девочка, вскакивающая по ночам в постели в слезах, потому что ей приснилось, что ты больше не любишь ее. Еще одна девочка.
Первая разрушенная тобой жизнь. Моя первая и последняя любовь. Ты не понимаешь, ты переживаешь, думаешь, мучаешься. Никто не виноват в том, что ты такая. Никто не виноват в том, что я такая. Никто не виноват в том, что мы встретились с тобой в этом огромном мире. Никто не виноват, что все так вышло.
Я бессмыслица, нацарапанная гвоздем на стене в камере сошедшего с ума пожизненного заключенного.
Я косуля, случайно выскочившая на проезжую часть, которая не смогла выйти из светового коридора.
Я металлический щелчок спускаемого курка пистолета, в магазине которого нет ни одного патрона.
Я темнота, взорвавшая город после выхода из строя главного канала подачи энергии на теплоэлектростанции.
Я дым, выпущенный в потолок из пересохших и обкусанных губ мальчика, ждущего поезда на станции, чтобы бросится под колеса.
Я железный браслет со стеклянными вставками, оброненный в решетку коллектора дешевой проституткой. Я ее слезы, капающие вниз через металлические прутья решетки, потому что это все, что у нее было.
Я тишина, повисшая над классом, когда двоечник мнется у доски, понимая, что не может ответить ни на один вопрос, заданный учительницей.
Я эхо от твоего имени.
Я пуля, которая когда-нибудь все-таки убьет тебя.