Дорогая Рейна!
Я только сейчас осознала, что время движется вперед. На самом деле это, по-моему, такая глупость – время. Зачем оно? Без него было бы в сто раз лучше. Я снова начинаю забывать твои черты. Они, одна за другой, вываливаются из моего сознания, и от этого еще больнее переживать разлуку. Ночь уже близится к утру, в шею врезается неудобный воротник ночной рубашки, за окном промерзшая насквозь темнота, разобранная постель пахнет эвкалиптовой мазью и лекарствами. В зеркале расчесывается какая-то чужая девушка, бледная и неестественно красивая. Я киваю ей. Она кивает в ответ. Мне не интересно, кто она и как попала в мое зеркало. Она такая красивая, и я разрешаю ей остаться. Она снова начинает расчесываться. У нее длинные светлые волосы. Ей шестнадцать лет. Руки пахнут табаком и йодом. Время – четыре десять. Через два дня переэкзаменовка. А в голове все та же пустота, то же отрешенное спокойствие. И ничего не хочется, кроме тебя. Только тебя. Прижать, целовать, дышать тобой, снова и снова, бесконечно, о к о н ч а т е л ь н о. Когда я дышу, у меня в груди какие-то странные хриплые звуки. Они похожи на стоны, или еще на что-то такое. Они раздражают. Хочется пить, но не пьется. Снова чувствую, что чудовища готовы вернуться. Нужно только подать им знак. Но я не подаю. Стараюсь.
Произнеси мое имя. Как тогда, ночью, в коридоре, я стояла, в ночнушке, завернувшись в узорчатое покрывало, а ты произнесла мое имя. Как ты тихо, одними губами, незаметно и в то же время строго, произнесла мое имя. Как мы шли по сосновым иголкам, я куталась в покрывало, ты торопила меня, как пришли в кирпичную беседку, как я закурила. Как ты спросила, в чем дело. Как я рыдала, пытаясь объяснить тебе то, что не могу до сих пор объяснить самой себе, как я рыдала, как ты гладила меня по спине, просила не плакать, сосредоточиться. Как я клялась тебе, что мне некуда идти. Как ты сказала, что не можешь дать мне больше. Не можешь дать нисколько, объективно говоря. Как ты разозлилась. Как ты сказала:
ПОКА ТЫ САМА НЕ ПОЙМЕШЬ, ЧЕГО ТЫ ОТ МЕНЯ ХОЧЕШЬ, Я ЭТОГО НЕ ПОЙМУ.
И розы, красные, свежие, с надломленными кое-где листьями. И твое недоумение, и твои сонные глаза, тогда, утром, перед зеркалом, я смотрела на твое отражение, ты смотрела на мое, я улыбалась, стояла, ты чистила зубы. Как я зашла потом в кабинку и зажала виски пальцами, замотала головой, пытаясь изгнать из памяти все, чего никогда не было, все, что родилось внутри меня, все, чему суждено умереть, не сбывшись. Все.
Ты спишь. Спокойное лицо, волосы раскиданы по подушке. Дешевая, миллион раз стираная наволочка с надписью «Минздрав». Одеяло натянуто до подбородка. Маленькие ножки в носках. Чашка с недопитым вчера чаем на тумбочке. Ты спишь. Ты не знаешь, что я смотрю на тебя.
Мне некуда уходить. Уйти можно только тогда, когда есть куда. Когда тебя кто-то где-то ждет, когда кто-то готов принять тебя. Для меня этим «кем-то» должна быть ты. Ты не можешь меня принять. Ты никогда не сможешь. Поэтому мне некуда уходить.
Я уезжаю.
Я завтра уеду.
Дорога длинная-предлинная.
И такой же длинный поезд.
Состав из десятков, а, может быть, тысяч вагонов.
Сто окон в каждом вагоне, потому что каждый вагон – это столетие.
Я войду в последний вагон, чтобы быть хоть немного ближе к тебе.